Бойцовская честь - Страница 23

– Я вообще человек не очень разговорчивый, – проговорил Мурат, крутя в руках стопку.

– Мы заметили, – согласился Алекс, поднимая вторую. – Давай, не скромничай.

После третьей стопки Мурат вдруг высказался:

– Конечно, все совершали преступления. – Он обвел нас взглядом. – Ну все же! Как иначе-то? Давали взятки ментам, воровали по-мелкому на работе, дрались на улице. – На этот раз Полтава слегка повернул голову и внимательно стал смотреть на прокурора, который изливал душу. Выдержав паузу, наш гость проговорил, глядя в глаза Петровичу: – Был у меня случай, когда мальчишку посадили ни за что. Просто за то, что он кому-то не понравился. – Мурат усмехнулся. – Он даже ничего не сделал. Просто какому-то козлу наверху вздумалось его раздавить – и все. – Он обвел сидящих за столом тяжелым взглядом и проговорил: – Раздавили парня. Его нет больше. – Взъерошив черные волосы с едва намечающимися сединками, прокурор продолжал: – Это лет пятнадцать назад было. Я тогда еще в помощниках ходил. Подносил и приносил. А потом что? Спустя пятнадцать лет та же ситуация. Опять кому-то не понравился человечек – даже не мужчина, девчонка – и все. Стала вдруг опасной для общества. – Мурат выпил еще одну стопку и замолчал.

– Это система, – проговорил я. – Пойдешь против – перемелет тебя.

– Я знаю, Коля, – кивнул прокурор и, посмотрев на меня совершенно трезвым взглядом, проговорил: – Я все это знаю. Не иди против течения – погибнешь и так далее. Все это знают и не дергаются, когда не надо. У меня неделю назад отец умер. Восемьдесят шесть лет. – Он покачал головой и горько усмехнулся. – Я всю жизнь прожил в Москве. А в конце жизни он мне сказал на аварском: «Выпущенная стрела назад не возвращается».

– Ну, это… – икнув, начал было Алекс, но Петрович жестом заставил того замолчать.

– Никогда ничего близко к сердцу не принимал, всегда держался своего курса, свято верил, что делаю все правильно, – проговорил мужчина, чеканя каждое слово. – Отец умер и оставил мне только эту фразу. Я понял, что обратного пути уже нет, что потом, лет через тридцать, я точно так же буду держать руку сына и должен буду ему что-то передать, что-то сказать… И тут я понял. – Мурат опустил голову, затем почти весело сказал: – Я понял, что, когда я увижу, что я натворил, мне станет страшно. Натурально страшно, – ухмыльнулся прокурор Западного административного округа города Москвы. – А что я скажу? Не вмешивайся ни во что – сохранишь свою шкуру?

– Каждый сам выбирает свой путь, – подал голос Полтава, скручивая наушники. – Нет?

– Да, ты прав, боец, – кивнул Мурат, даже не посмотрев на Андрея. – У меня эта мысль долго в голове крутилась. Очень долго – пытался придумать себе оправдание, думал, что все можно оправдать. Я долго был в системе – знаю, что оправдать можно даже самого последнего подонка, если для этого есть соответствующая… – он зло ухмыльнулся и подобрал слово, – платформа.

– Себя не обманешь и не оправдаешь, – все так же холодно продолжал Андрей.

– К этому я и пришел, – впервые за все время по-настоящему улыбнулся Мурат. – Меня эта мысль долго долбила день за днем. А потом в один из этих дней мы конторой поехали на базу. Там все были – все те, кто того парнишку раздавил в угоду козлу из начальства.

– Хотел их убить? – спросил я, глядя на мужчину.

– Убить? – удивился тот, недоуменно приподняв брови. – Нет. Просто я подумал, что было бы неплохо, если бы тот мальчишка, которого вся эта банда отправила в тюрьму, появился здесь. С автоматом – и перестрелял к чертям собачьим этих бандитов в форме, которые пили водочку, жарили шашлычок и ржали. – Мурат поморщился. – И меня. За то, что стоял и смотрел. И ничего не сделал, хотя мог. – Он выпил еще стопку. – На следующее утро я поехал на рыбалку. Даже не знаю зачем – просто сел в машину, прихватил с собой рыбацкий сундучок со всем необходимым и поехал. На дороге меня остановил мент, я был еще пьяный, но когда он увидел мое удостоверение, то решил не связываться. Потому что я таких, как он, тоже сажаю. Иногда за дело, иногда статистика поджимает. Я вообще не профессиональный рыбак. Рыбачу пару раз в год. Вот и пошел, что называется, «подумать». А если точнее, мне было просто тошно все эти чертовы рожи видеть. – он выпил еще одну стопку, налитую молчаливо сидящим Петровичем, и проговорил: – Я специально так пошел по льду – чтобы провалиться. Я знал, как не попасть в беду. Мне даже хотелось, чтобы это произошло, – а там… да кто меня искать будет?! Хватятся, найдут машину, подумают, что шел пьяный прокурор, провалился под лед и сдох. «Так ему и надо, гниде, – скажет следователь. – Значит, есть кто-то там наверху». ДА! Так и скажет! Не тонут прокуроры ЗАО г. Москвы. Так, побултыхаются и выкарабкиваются.

– Значит, так надо, – кивнул Петрович, который выпил не меньше порядком охмелевшего Мурата, но держался хорошо в отличие от Алекса, который уже практически заснул на столе.

– Мальчишке тому не надо, а мне, говнюку, надо, – ухмыльнулся прокурор. – Ему какой Петрович поможет? А ведь есть он, этот Владислав, который таких, как мы, без разбору мочит. Есть! – Он помахал пальцем и чуть не слетел со стула.

– Кто есть? – подскочил я с места.

– Владислав, уборщик такой дряни, как мы, – хмыкнул Мурат.

– Коля, нашему гостю уже нехорошо. – Петрович поднялся и посмотрел на меня. – Давай ты его потом про своего Владислава расспросишь?

– Потом он уже вряд ли расскажет, – тяжко вздохнул я, глядя на прокурора Мамедова, который возглавлял районную прокуратуру ЗАО города Москвы. К моменту, когда мы с Петровичем собирались его отвести в постель, он уже заснул.